Джордж оруэлл произведения. Джордж оруэлл, краткая биография. Свобода - это рабство

Джордж Оруэлл

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Был яркий холодный апрельский день, часы били тринадцать. Уинстон Смит, прижав подбородок к груди и ежась от омерзительного ветра, быстро скользнул в стеклянные двери Дома Победы, но все же вихрь песка и пыли успел ворваться вместе с ним.

В подъезде пахло вареной капустой и старыми половиками. К стене против входа был пришпилен цветной плакат, пожалуй слишком большой для этого места. На нем было изображено лишь огромное, шириной больше метра, лицо человека лет сорока пяти с грубоватыми, но привлекательными чертами и густыми черными усами. Уинстон направился прямо к лестнице. Не стоило тратить время на вызов лифта, - даже в лучшие времена он редко работал, а теперь электричество, в соответствии с программой экономии, вообще отключали в дневное время, поскольку уже началась подготовка к Неделе Ненависти. Уинстону предстояло одолеть семь лестничных маршей. Он шел медленно и несколько раз отдыхал: ему уже тридцать девять лет, да к тому же на правой ноге у него варикозная язва. И со стен каждой площадки, прямо против двери лифта, на него глядело огромное лицо.

Это было одно из тех изображений, где глаза специально нарисованы так, чтобы взгляд их все время следил за вами. «БОЛЬШОЙ БРАТ ВИДИТ ТЕБЯ», - было написано на плакате снизу. Когда он вошел в свою квартиру, бархатный голос зачитывал сводку цифр, имевших какое-то отношение к выплавке чугуна. Голос шел из вмонтированной в правую стену комнаты продолговатой металлической пластины, напоминавшей тусклое зеркало. Уинстон повернул регулятор - голос зазвучал тише, но слова были по-прежнему различимы. Этот прибор (он назывался «монитор») можно было приглушить, но выключить совсем нельзя. Уинстон подошел к окну - маленькая щуплая фигурка, худобу которой еще больше подчеркивал синий форменный комбинезон члена Партии; у него были очень светлые волосы и румяное от природы лицо, кожа которого загрубела от скверного мыла, тупых бритвенных лезвий и холода только что закончившейся зимы.

Мир снаружи, даже сквозь закрытое окно, казался холодным. Внизу, на улице, ветер крутил пыль и обрывки бумаги, и, хотя на синем небе ярко светило солнце, все выглядело бесцветным, за исключением всюду расклеенных плакатов. Лицо с черными усами было везде. Одно было на фасаде дома напротив. «БОЛЬШОЙ БРАТ ВИДИТ ТЕБЯ», - говорила надпись, а темные глаза пристально заглядывали внутрь Уинстона. Ниже бился на ветру другой плакат, с оторванным углом, то открывая, то закрывая единственное слово: «АНГСОЦ». Вдали над крышами парил вертолет. Время от времени он нырял и зависал на мгновение, как огромная синяя муха, а потом по кривой снова взмывал вверх. Это заглядывал в окна полицейский патруль. Впрочем, патрули не играли роли. Роль играла лишь Полиция Мысли.

За спиной Уинстона голос из монитора все еще что-то бубнил про чугун и перевыполнение Девятого Трехлетнего Плана. Монитор был одновременно приемником и передатчиком, который улавливал любой звук, кроме очень тихого шепота. Более того, пока Уинстон оставался в поле зрения монитора, его можно было не только слышать, но и видеть. Конечно, никогда нельзя знать наверняка, наблюдают за тобой сейчас или нет. Можно только гадать, как часто и в каком порядке Полиция Мысли подключается к той или иной квартире. Вполне возможно, что они наблюдают за всеми и всегда. Во всяком случае, они могли подключиться к вашей линии в любой момент. И приходилось жить, зная, что каждый звук кто-то слышит и за каждым движением кто-то следит, если только этому не мешает полная темнота. И люди жили так - в силу привычки, которая стала уже инстинктом.

Уинстон по-прежнему стоял спиной к монитору. Так было безопаснее, хотя он хорошо знал, что спина тоже могла изобличать. Примерно в километре над унылым скоплением домов возвышалось огромное белое здание Министерства Правды, где он работал. И это, думал он со смутным отвращением, Лондон, главный город Первой Военно-Воздушной Зоны, третьей по численности населения провинции Океании. Он попытался вспомнить детство, вспомнить, таким ли был этот город раньше. Всегда ли тянулись эти кварталы разваливающихся домов, построенных в девятнадцатом веке? Всегда ли их стены подпирали деревянные балки, окна были забиты картоном, крыши покрыты ржавым железом, а странные ограды палисадников заваливались в разные стороны? Всегда ли были эти выбомбленные пустыри с грудами битого кирпича, поросшие иван-чаем, пыль штукатурки в воздухе? И эта жалкая грибная плесень деревянных лачуг там, где бомбы расчистили значительные пространства? Увы, он ничего не мог вспомнить, ничего не осталось в памяти, кроме случайных ярких, но малопонятных и не связанных друг с другом картин.

Министерство Правды, на новоязе (новояз был официальным языком Океании. Подробнее о его структуре и этимологии смотри в Приложении) - Миниправда, резко отличалось от окружающих домов. Его огромная пирамидальная конструкция из сверкающего бетона устремлялась в небо, терраса за террасой, метров на триста. Из окна Уинстона можно было прочесть красиво выписанные на белом фасаде три лозунга Партии:

ВОЙНА - ЭТО МИР.

СВОБОДА - ЭТО РАБСТВО.

НЕЗНАНИЕ - ЭТО СИЛА.

Говорили, что в Министерстве Правды три тысячи комнат над землей и столько же - в подземелье. В разных концах Лондона возвышались еще три здания примерно такого же вида и размера. Они подавляли собой все, и с крыши Дома Победы можно было сразу разглядеть все четыре. Здания принадлежали четырем министерствам, на которые разделялся весь правительственный аппарат. Министерство Правды заведовало всей информацией, руководило развлечениями, образованием и искусством. Министерство Мира занималось войной. Министерство Любви поддерживало закон и порядок. А Министерство Изобилия отвечало за экономику. На новоязе их называли так: Миниправда, Минимир, Минилюбовь и Мини-много.

Министерство Любви выглядело поистине устрашающим. В этом здании не было окон. Уинстон никогда не входил в него, он даже не приближался к нему ближе чем на полкилометра. В это здание входили только по официальным делам, да и то сквозь лабиринт заграждений из колючей проволоки, стальных дверей и замаскированных пулеметных гнезд. Улицы, ведущие к нему, патрулировали похожие на горилл охранники в черной форме, вооруженные складными дубинками.

Уинстон резко обернулся, не забыв придать своему лицу выражение полного оптимизма, - так было благоразумно делать всегда, находясь в поле зрения монитора, - пересек комнату и вошел в маленькую кухню. Он пожертвовал своим обедом в столовой, хотя знал, что дома ничего нет, кроме куска черного хлеба, который лучше приберечь на завтрак. Уинстон достал с полки бутылку бесцветной жидкости с простой белой наклейкой: «ДЖИН ПОБЕДЫ». У джина был отвратительный сивушный запах, как у китайской рисовой водки. Он налил почти целую чашку, приготовился и опрокинул в себя содержимое, как глотают лекарство.

Джордж Оруэлл (George Orwell, настоящее имя Эрик Артур Блэр, Eric Arthur Blair; 25 июня 1903 — 21 января 1950), английский писатель и публицист.

Биография

Родился в Мотихари (Индия) в семье британского торгового агента. Оруэлл обучался в школе св. Киприана, в 1917 получил именную стипендию и до 1921 посещал Итонский Колледж. C 1922 по 1927 года служил в колониальной полиции в Бирме, затем долго жил в Великобритании и Европе, пробавляясь случайными заработками, тогда же начал писать художественную прозу и публицистику. С 1935 года публиковался под псевдонимом «Джордж Оруэлл». Участник Гражданской войны в Испании 1936—1939 (книга «Памяти Каталонии», 1938, очерк «Вспоминая войну в Испании», 1943, полностью опубликован в 1953), где близко столкнулся с проявлениями фракционной борьбы в среде левых:

там, в 1936 г., для меня остановилась история. Я с детства знал, что газеты могут лгать, но только в Испании я увидел, что они могут полностью фальсифицировать действительность, Я лично участвовал в «сражениях», в которых не было ни одного выстрела и о которых писали, как о героических кровопролитных битвах, и я был в настоящих боях, о которых пресса не сказала ни слова, словно их не было. Я видел бесстрашных солдат, ославленных газетами трусами и предателями, и трусов и предателей, воспетых ими, как герои. Вернувшись в Лондон, я увидел, как интеллектуалы строят на этой лжи мировоззренческие системы и эмоциональные отношения.

— Orwell G. Homage to Catalonia and Looking back on the Spanish war. - L.: Secker & Warburg, 1968, с. 234

Вернувшись из Испании, написал книгу об испанской гражданской войне, однако его давний издатель Виктор Голланц отказался её публиковать, сославшись на то, что книга может нанести ущерб делу борьбы с фашизмом.

Написал множество эссе и статей социально-критического и культурологического характера. Во время Второй Мировой войны вел антифашистскую программу на BBC.

Умер в Лондоне от туберкулеза.

Люди жертвуют жизнью во имя тех или иных сообществ — ради нации, народа, единоверцев, класса — и постигают, что перестали быть личностями, лишь в тот самый момент, как засвистят пули. Чувствуй они хоть немного глубже, и эта преданность сообществу стала бы преданностью самому человечеству, которое вовсе не абстракция.

«О дивный новый мир» Олдоса Хаксли был превосходным шаржем, запечатлевшим гедонистическую утопию, которая казалась достижимой, заставляя людей столь охотно обманываться собственной убежденностью, будто Царство Божие тем или иным способом должно сделаться реальностью на Земле. Но нам надлежит оставаться детьми Божиими, даже если Бог из молитвенников более не существует.

— Эссе "Мысли в пути" Дж. Оруэлла (1943 г.)

А вот и второе, что запомнилось: итальянец из милиции, который приветствовал меня в тот день, когда я в нее вступил. Я писал о нем на первых страницах своей книги про испанскую войну и здесь не хочу повторяться. Стоит мне мысленно увидеть перед собой — совсем живым! — этого итальянца в засаленном мундире, стоит вглядеться в это суровое, одухотворенное, непорочное лицо, и все сложные выкладки, касающиеся войны, утрачивают значение, потому что я точно знаю одно: не могло тогда быть сомнения, на чьей стороне правда. Какие бы ни плели политические интриги, какую бы ложь ни писали в газетах, главным в этой войне было стремление людей вроде моего итальянца обрести достойную жизнь, которую — они это понимали — от рождения заслуживает каждый. Думать о том, какая судьба ждала этого итальянца, горько, и сразу по нескольким причинам. Поскольку мы встретились в военном городке имени Ленина, он, видимо, принадлежал либо к троцкистам, либо к анархистам, а в наше необыкновенное время таких людей непременно убивают — не гестапо, так ГПУ. Это, конечно, вписывается в общую ситуацию со всеми ее непреходящими проблемами. Лицо этого итальянца, которого я и видел-то мимолетно, осталось для меня зримым напоминанием о том, из-за чего шла война. Я его воспринимаю как символ европейского рабочего класса, который травит полиция всех стран, как воплощение народа — того, который лег в братские могилы на полях испанских сражений, того, который теперь согнан в трудовые лагеря, где уже несколько миллионов заключенных…

…Все наблюдения, способные сбить с толку, все эти сладкие речи какого-нибудь Петена или Ганди, и необходимость пятнать себя низостью, сражаясь на войне, и двусмысленная роль Англии с ее демократическими лозунгами, а также империей, где трудятся кули, и зловещий ход жизни в Советской России, и жалкий фарс левой политики — все это оказывается несущественным, если видишь главное: борьбу постепенно обретающего сознание народа с собственниками, с их оплачиваемыми лжецами, с их прихлебалами. Вопрос стоит просто. Узнают ли такие люди, как тот солдат-итальянец, достойную, истинно человечную жизнь, которая сегодня может быть обеспечена, или этого им не дано? Загонят ли простых людей обратно в трущобы, или это не удастся? Сам я, может быть, без достаточных оснований верю, что рано или поздно обычный человек победит в своей борьбе, и я хочу, чтобы это произошло не позже, а раньше — скажем, в ближайшие сто лет, а не в следующие десять тысячелетий. Вот что было настоящей целью войны в Испании, вот что является настоящей целью нынешней войны и возможных войн будущего.

— Эссе "Вспоминая войну в Испании" Дж. Оруэлла (1943 г.)

Творчество

В повести «Скотный двор» (1945) показал перерождение революционных принципов и программ: «Скотный двор» — притча, алегория революции 1917 года и последующих событий в России.

Роман-антиутопия «1984» (1949) стал продолжением «Скотного двора». Оруэлл изобразил возможное будущее мировое общество как тоталитарный иерархический строй, основанный на изощрённом физическом и духовном порабощении, пронизанный всеобщим страхом и ненавистью. В этой книге прозвучало скандально известное «Старший брат следит за тобой», а также введены ставшие широко известными термины Двоемыслие, Мыслепреступление и Новояз.

Интересные факты

* Несмотря на то, что в произведениях Оруэлла многие усматривают сатиру тоталитарного строя, самого писателя власти долгое время подозревали в тесных связях с коммунистами. Как показало рассекреченное в 2007 году досье на писателя, британская контрразведка MI-5 с 1929 года и почти до самой смерти писателя в 1950 году вело за ним слежку. Например, в одной из записок досье, датированной 20 января 1942 года, агент сержант Эйвинг (англ. Sgt Ewing) описывает Оруэлла следующим образом: «Этот человек распространяет коммунистические убеждения, и его некоторые индийские друзья говорят, что часто видели его на собраниях коммунистов. Он богемно одевается как на работе, так и в часы досуга» (англ. "This man has advanced communist views, and several of his Indian friends say that they have often seen him at communist meetings. He dresses in bohemian fashion both at his office and in his leisure hours"). Согласно документам, писатель действительно принимал участие в таких собраниях, и в характеристике он проходил как «симпатизирующий коммунистам».

Биография

Нередко в разговоре людей, связанных с политической стороной общественной жизни встречаются такие словосочетания, как «холодная война» или «полиция мыслей», «Большой Брат». Практически никто не задумывается о том, откуда они берут свое начало, более того, о том, кто впервые их употребил. «Отцом» этих неологических выражений является Джордж Оруэлл - британский писатель и публицист, известный по роману «1984» и повести «Скотный двор». Поклонники его творчества считают, что он был весьма незаурядной личностью с собственными взглядами на все стороны жизни.

Как и прочие известные люди, писатель прошел долгий путь становления не только, как личности, но и как автора. Для того, чтобы понимать, откуда у него возникла тяга к написанию историй, покоривших весь мир, стоит совершить небольшое путешествие по его биографии. Кроме того, мало кому известно, что настоящее имя мистера Оруэлла - Эрик Артур Блэр.

Детство

Будущий публицист появился на свет в июне 1903 года. Его рождение датировано двадцать пятым числом. Несмотря на то, что в будущем мальчик станет британским писателем, свое детство он провел в Индии, которая на тот момент была колонией. Его отцом был сотрудник Опиумного департамента британской колониальной администрации.

И хотя родители мальчика были небогатыми людьми, он сумел получить место в школе святого Киприана, что находится в местечке под названием Истборн. Именно там Эрик Артур Блэр показал свой незаурядный ум, способности. Его обучение здесь длилось пять лет, после чего мальчик получил именную стипендию от колледжа в Итоне.

Юношество

Юношеские годы мистера Оруэлла начались в 1917 году, когда он впервые прибыл на учебу в Итон. Известно, что в колледже молодой человек был студентом, получавшим королевскую стипеднию. Оттуда он легко мог бы поступить в любой престижный университет Британии, например, Оксфорд или Кембридж, однако, его творческий путь был несколько иным.

Проучившись до 1921 года в Итоне, мистер Блэр отправился в Бирму, чтобы поступить на государственную службу. Ему понадобилось около пяти лет, чтобы понять, что такое занятие ему не по душе. В 1927 году он возвращается в Европу, чтобы сменить бесчисленное количество профессий.

Известно, что Эрик Артур подрабатывал учителем, ухаживал за мальчиком, неспособным самостоятельно передвигаться, продавцом. В это же время он успевал писать небольшие статьи, очерки для небольших газет, журналов, имеющих литературную направленность. Только прибыв в Париж, мистер Блэк понял, что ему важно забросить все, кроме писательство. Так, в 1935 году на свет появился «Джордж Оруэлл».

Зрелые годы

После начала писательской карьеры нельзя сказать, что мужчина забыл о своей работе публициста. В 1936 году ему пришлось стать участником военных действий и отправиться на Арагонский фронт, образовавшийся во время испанской гражданской войны. Через полгода после вступления в ряды ополченцев мужчина был ранен и комиссован.

Но только в 1940 году публициста признали полностью негодным к военной службе. Однако, он не собирался сдаваться. Тогда-то и начали появляться на свет его публикации в журнале Partisan Review, где он подробно рассказывал о срабатывающих боевых стратегиях, указывал на преимущества укреплений и слабые стороны, возникающие при их строительстве.

С самого начала Второй мировой войны писатель вел передачу на канале BBC, которая имела антифашистскую направленность. Оруэлл был глубоко гуманным человеком, а потому политика, пропангадируемая нацистским лидером оскорбляла все его живое существо. Это также прослеживается и в повестях, романах, написанных им во время военного периода.

Личная жизнь

За мистером Оруэллом закрепилась слава ловеласа и женолюбца. Однако, это не мешало ему быть примерным мужем и отцом. В 1936 году мужчина впервые женился. Его избранницей стала Эйлин ОʾШогнесси. Мужчина нередко признавал, что у него было несколько любовниц, однако, жена всегда оставалась ему верна.

Через четыре года после женитьбы супруги решились на усыновление ребенка. По неким причинам, неподтвержденным прохождением медицинского осмотра, Эрик Артур считал, что он не может стать отцом собственного малыша. Маленького мальчика, усыновленного им и Эйлин, назвали как любимого дядю писателя - Ричард.

Про Оруэлла говорили, что он был прекрасным отцом, однако, семейная идиллия в его жизни присутствовала недолгое время. В 1946 году любимая жена писателя скончалась от разрыва сердца во время операции, когда проводилось удаление онкологического образования на ее женских половых органах. На момент смерти и похорон мужчина был в отъезде, а потому только по приезду сумел посадить на могиле жены розовый куст в качестве вечного напоминания об их отношениях.

После смерти Эйлин Ричарда помогала воспитывать женщина по имени Сьюзан. Все вместе они некоторое время пожили на острове Юра, где в 1948 году писатель узнал о своей страшной болезни - туберкулезе. Тогда-то семейство и перебралось в столицу Великобритании, где он снова встретил свою вторую жену, Сони Браунелл. Девушка работала с приятелем писателя и выказала желание с ним познакомиться.

Молодые люди поженились в палате больницы, где лежал Оруэлл в 1949 году. Казалось, что счастливые события в личной жизни продлят ее срок для писателя, однако, этого оказалось недостаточно. Через пару месяцев после свадьбы, а именно 21 января 1950 года, мужчина умер на больничной койке в возрасте сорока шести лет.

Политические взгляды писателя

Все политические идеи, взгляды писателя находили отражение в его книгах. Так, «Скотный двор» - это всего лишь аллегорическое освещение событий, происходивших на территории СССР в 1917 году. Известно, что мистер Оруэлл в открытую говорил о своем разочаровании в Сталине, как главном революционере на тот момент.

Он был уверен, что революция добилась не отсутствия классов, а привела к власти тот из них, что оказался сильнее. Тирания, деспотический настрой, безжалостность, беспринципность - такие характеристики давал публицист в своих высказываниях людям, выжившим во время революционных действий. Он не считал новый политический строй в СССР социалистическим, а потому откровенно возмущался, когда его называли таковым.

Несмотря на то, что СССР помогало Британии восстановиться после разгрома, нанесенного фашистскими войсками, Оруэлл так и не смог смириться с политическим строем, там установившимся. Он мечтал о том, что его любимая родина примет социализм таким, каким его видел он и его последователи, однако, этого не произошло. Некоторые знакомые публицисты говорили, о том, что такое положение вещей ускорило его смерть, так как пережить обреченность будущего Оруэлл не мог.

Ответ СССР Оруэллу

Вплоть до 1984 года повесть «Скотный двор» не издавалась и не распространялась среди жителей Советского Союза. Однако, бытовало мнение, что агенты секретных служб все же получили копии произведения, чтобы с ним ознакомиться. Впоследствии властями была проделана огромная работа по «отбеливанию» имени Джорджа Оруэлла. В некоторой степени люди, выступившие в тот момент на борьбу с империализмом, отождествляли себя с писателем. И в тот момент, когда процесс «отбеливания» практически был завершен, разваливается Советский Союз, убирается цензура и книга публициста попадает в широкие читательские массы. Сказать, что она была в тот момент популярна, сложно, однако, некоторые из жителей постсоветского пространства посчитали ее весьма интересной.

У человека, ставшего известным публицистом, писателем, увлечения были разные. Он не только следил за политическими событиями в мире, принимал участие в военных действиях, но и изучал разные языки, например. Так, помимо английского писатель говорил на хинди, латыни, греческом, бирманском, французском, каталонском, испанском языках. К прочим интересным фактам о личности Эрика Артура Блэра относятся:

• любовь к чаепитию - ежедневно писатель пил чай в одно и то же время, устраивая из этого целую церемонию, даже если находился наедине с собой;
• любовь к сбору красивых вещей - известно, что у мужчины была коллекция кружек, что посвятили празднику в честь бриллиантового юбилея королевы Виктории, а также большое количество открыток и вырезок из газет. Кроме того, у него на стене в спальне висел Бирманский меч ручной работы;
• любовь к ремесленничеству - мужчина нередко изготавливал мебель по собственным эскизам. И хотя она получалась несуразной, он находил в процессе ее создания истинное удовольствие.

Кроме того, известно, что писатель принадлежал к числу суеверных атеистов, много литературных приемов почерпнул именно у Михаила Замятина, а до определенного момента был поклонником Герберта Уэллса. Джордж Оруэлл был не просто незаурядной личностью, увлекающимся и интересным человеком. Его можно было бы назвать ленивым перфекционистом, тем, в ком сочетается несочетаемое. Именно поэтому его статьи и произведения широко известны всему миру и имеют достаточное количество поклонников.

Джордж Оруэлл - список всех книг

Все жанры Роман Фантастика Антиутопия Сказка/Притча Повесть Реализм

«Все животные равны. Но некоторые животные равны более, чем другие».

От повести Оруэлла становится, что называется, и смешно, и грустно одновременно, и именно поэтому, наверное, это произведение в некоторой степени даже гениально. Как можно на таком малом количестве страниц уместить столько тем, часто сложных или вовсе недоступных для обсуждения в повседневной среде, но оттого не становящихся менее важными?
Оказывается, можно.

Глубоко внутри я до сих пор негодую от того, почему произведений, подобной этой повести, не числится в школьной программе, а вместо них учителя неделями вдалбливают детям в головы, например, необходимость сострадания к тому, кто не способен ни на что большее, кроме того, чтобы пихать каждому встречному в лицо своё нытьё («Тоска», Чехов) и бесконечные истории про любовь, зачастую вызывающие у детей скуку и отторжение, а также на всю жизнь становящиеся своего рода клеймом для всего многообразия литературы вообще как таковой.
Умом я, конечно, понимаю причины или по крайней мере имею смелость предполагать, но, боже, будь передо мной выбор, читать то, что мне предлагали в школе и из-за чего у меня однажды даже случился период, когда от чтения хотелось плеваться (спасибо «Русским женщинам» и «Кому на Руси жит хорошо» Некрасова, которые меня заставляли читать, чуть ли не пихая книгу в лицо на летних каникулах), или десять раз подряд прочесть и в деталях разобрать «Скотный двор», я бы выбрала второе и ни минуты не жалела бы о своём выборе.

Конечно, и в нашей программе иногда можно отыскать достойные произведения (из того, что приходилось читать мне, а я читала всё, что мне говорили читать в школе, я насчитала от силы около десяти произведений из всего бесконечного множества). Но некоторые из произведений не то что не стоят внимания или сильно устарели, они просто-напросто бесполезны или совершенно непонятны для читателя, и особенно того возраста, которому предлагаются.
Но это, конечно, моё личное мнение, мало относящееся к теме данной рецензии.

«Скотный двор» Оруэлла – построенная на образах животных сатира на известные события, происходившие в период 1917 года по (примерно) 1950 год на территории Советского Союза. Однако, несмотря на то, что узнавание и сравнение образов персонажей повести с политическими деятелями тех времён показалось мне довольно занятным развлечением, вдаваться в рассуждения об истории СССР я не буду, ибо сюжет произведения идеально подойдёт под обстановку практически любой страны во время той или иной революции, а также после неё. В качестве примера можно привести военный переворот Иди Амина в Уганде в 1971 году, установивший один из самых жестоких тоталитарных режимов, существовавших в Африке когда-либо.

Так что сюжет этого произведения знаком даже тому, кто его не читал: если уж не из истории, то по крайней мере из фильмов или компьютерных игр в жанре антиутопия. В общем, хоть раз, наверное, каждый современный человек пропускал через себя нечто подобное.

Сначала в некогда светлый край приходит в упадок, и его население естественным образом от подобного мрака начинает негодовать. Появляется сильный лидер, способный подлить масла в огонь и поведать о «кисельных берегах», «радужных лугах», «розовых облаках» и тому подобных вещах. Всё это подбадривает толпу, и в апогей кризиса начинается революция (часто вооружённая) народных масс. Население борется против существовавшей ранее несправедливости, привыкает к мнимой свободе, при которой временно ему становятся доступные чуть ли не все блага в неслыханных объёмах и само не замечает того, как попадается на свой же крючок, воздвигая на пьедестал почёта всё того же развращённого и хитрого диктатора, облачившегося в маску самого благодушия.
А ведь на самом деле ничто так и не меняется. Зато вот пропагандистский аппарат работает на ура (и почему-то именно сейчас мне необходимо было вспомнить про тоталитарный режим третьей династии с весёлым названием Ура в Месопотамии, о которой я некогда читала).
Даже не знаю, насколько тут уместна строка «хотели, как лучше, а получилось как всегда», но, с другой стороны, попытки ведь тоже не проходят бесследно… только вот рано радоваться начали.

Образы персонажей в голове возникают чисто ассоциативно. Ведь в самом деле мало кто не знает, что свиньи действительно чрезмерно прожорливы и не глупы, а кошки ленивы и независимы; или не слышал выражений «пахать как лошадь», «упрямый осёл» и «собачья преданность».
Какие-то животные из домашнего скота управляют «государственным» аппаратом, какие-то сгорают на работе (скорее в своём рабстве), какие-то тупо следуют за гласом политиков, не обращая внимания на противоречащие изначальному плану поправки, внесённые лишь в угоду самим же политикам. Некоторому скоту вообще нет до этого дела, – те хотят красоваться своими бантиками и ленточками и ни о чём не задумываться, пока одно животное получает право убить другое, придумав самую простенькую причину, а бывший неоднократно награждённым различными званиями героем становится государственным врагом номер один.
Персонажи, их характеры легко различимы, стоит лишь узнать принадлежность к тому или иному виду и их имя, что с первых же страниц облегчает понимание повести и освобождает текст от нагружающих его отступлений. Наполеон, Стукач, Майор… ну вы поняли.

Не скажу, что я любительница антиутопий. Во всяком случае я не читаю их так часто, что это могло бы мне позволить называть себя подобным образом. Да и часто представители этого жанра за редкими отличиями как две капли воды похожи одна работа на другую и вовсе не вызывают у читателя желание возвращаться к ним спустя время.
Однако к «Скотному двору» я, пожалуй, в будущем предпочла бы ещё не раз вернуться. Замечательное произведение и действительно шикарная сатира.

(8. Книга, которую вам посоветует ридлянин.)

Джордж Оруэлл — литературный псевдоним Эрика Артура Блэра, который родился в 1903 году в индийской деревушке Мотихари на границе с Непалом. В то время Индия являлась частью Британской империи, и отец будущего писателя, Ричард Блэр, служил в одном из департаментов индийской администрации Великобритании. Мать писателя была дочерью французского торговца. Хотя Ричард Блэр верой и правдой служил Британской короне вплоть до выхода на пенсию в 1912 году, семья состояния не нажила, и когда Эрику исполнилось восемь лет, его не без труда определили в частную подготовительную школу в графстве Суссекс. Спустя несколько лет, проявив незаурядные способности в учёбе, мальчик на конкурсной основе получает стипендию для дальнейшего обучения в Итоне, самой привилегированной частной школе Великобритании, открывавшей путь в Оксфорд или Кембридж. Позднее в эссе «Почему я пишу » Оруэлл вспоминал, что уже в пять-шесть лет он твердо знал, что будет писателем, а в Итоне определился круг его литературных пристрастий — Свифт, Стерн, Джек Лондон. Возможно, что именно дух приключений и авантюризма в произведениях этих писателей повлиял на решение Эрика Блэра свернуть с проторенного пути выпускника Итона и поступить на службу в имперскую полицию, сначала в Индии, затем в Бирме. В 1927 году, разочаровавшись в идеалах и системе, которой он служил, Э. Блэр уходит в отставку и обосновывается на Портобелло Роуд, в квартале лондонской бедноты, затем уезжает в Париж — средоточие европейской богемы. Однако будущий писатель вел отнюдь не богемный образ жизни, он обитал в рабочем квартале, зарабатывая мытьем посуды, вбирая опыт и впечатления, которые позднее писатель Джордж Оруэлл переплавит в романы и многочисленные эссе.

Первая книга Дж. Оруэлла «Бирманские будни» (на сайт «Дни в Бирме » в переводе В. Домитеевой — Burmese Days ) была опубликована в 1934 году и повествует о годах, проведенных на службе в колониях Британской империи. За первой публикацией последовал роман «Дочь священника» (A Clergyman"s Daughter , 1935) и ряд работ по самым разнообразным вопросам — политике, искусству, литературе. Дж. Оруэлл всегда был политически ангажированным писателем, разделял романтизм «красных 30-х», был озабочен бесчеловечными условиями труда английских шахтеров, подчеркивал классовое неравенство в английском обществе. В то же время он с недоверием и иронией относился к идее английского социализма и «пролетарской солидарности», поскольку социалистические взгляды были популярны скорее в среде интеллектуалов и тех, кто принадлежал к среднему классу, далеко не самому обездоленному. Оруэлл серьезно сомневался в их искренности и революционности.

Не удивительно поэтому, что социалистические симпатии писателя привели его в ряды испанских республиканцев, когда там разразилась гражданская война. Он отправляется в Испанию в конце 1936 года в качестве корреспондента Би-би-си и лондонской газеты «Обсервер». Оруэлл был очарован атмосферой равенства и боевого братства, которую он почувствовал по прибытии в Барселону. Социализм представлялся реальностью, и, пройдя начальную военную подготовку, писатель отправляется на фронт, где получает серьезное ранение горла. Оруэлл описал те дни в документальной книге «В честь Каталонии» (на сайт «Памяти Каталонии » — Homage to Catalonia , 1938), где воспел друзей по оружию, дух братства, где не было «слепого повиновения», где существовало «почти полное равенство офицеров и солдат». Находясь после ранения в госпитале, Оруэлл напишет другу: «Я был свидетелем удивительных вещей и, наконец, действительно уверовал в Социализм, — чего не было раньше».

Однако писатель вынес и другой урок. Там же, в Каталонии, газета La Batalla , орган испанской Объединенной марксистской рабочей партии, в рядах которой сражался Дж. Оруэдл, еще в 1936 году заклеймила политические судилища в Москве и сталинскую расправу над многими старыми большевиками. Впрочем, еще до отъезда в Испанию Оруэллу было известно о массовых процессах, которые он называл «политическими убийствами» но, в отличие от большинства английских левых, считал, что происходящее в России не является «наступлением капитализма», а есть «отвратительное извращение Социализма».

Со страстностью неофита Оруэлл отстаивал изначальные «нравственные понятия социализма» — «свободу, равенство, братство и справедливость», процесс деформации которых он запечатлел в сатирической аллегории «Скотный двор ». Действия некоторых республиканцев в Испании и жестокая практика сталинских репрессий пошатнули его веру в идеалы социализма. Оруэлл понял утопичность построения бесклассового общества и низменность человеческой природы, которой присущи жестокость, конфликтность, стремление властвовать над себе подобными. Тревоги и сомнения писателя отразились в его наиболее известных и часто цитируемых романах — «Скотный двор» и « ».

Непроста история публикации «Скотного двора» (Animal Farm: A Fairy Story) , этой «сказки с политическим значением», как определил жанр книги сам автор. Завершив работу над рукописью в феврале 1944 года, Оруэлл после отказа нескольких издательств смог опубликовать ее только в 1945. Издателей отпугивал откровенно антисталинистский (по словам самого Оруэлла) характер книги. Но шла война, и перед угрозой фашистского рабства московские политические процессы и советско-германский пакт о ненападении вытеснялись на периферию общественного сознания — на карту была поставлена свобода Европы. В то время и в тех условиях критика сталинизма неизбежно ассоциировалась с выпадом против сражающейся России, несмотря на то, что свое отношение к фашизму Оруэлл определил еще в 30-е годы, взяв в руки оружие для защиты республиканской Испании. Во время Второй мировой войны Джордж Оруэлл работает на Би-би-си, затем редактором литературного отдела в газете, а в конце войны — репортером в Европе. После окончания войны писатель поселился на побережье в Шотландии, где завершил роман «1984», увидевший свет в 1949 году. Умер писатель в январе 1950 года.

В нашей стране роман стал известен широкому читателю в 1988 году, когда в разных журналах выходят три сатирические антиутопии: «Мы » Е. Замятина , «Храбрый новый мир » О. Хаксли и «Скотный двор» Дж. Оруэлла. В этот период идет переоценка не только советской, но и литературы русского зарубежья и творчества зарубежных авторов. Активно переводятся книги тех западных писателей, которые были отлучены от советского массового читателя, так как позволяли себе критические высказывания в наш адрес, тех, кого отвращало в нашей действительности то, что сегодня и мы сами не приемлем и отвергаем. Это прежде всего относится к писателям-сатирикам, тем, кто в силу специфики своей насмешливой и язвительной музы первым призван ставить диагноз, заметив признаки общественного нездоровья.

В тот же период было снято многолетнее табу с другой антиутопии Дж. Оруэлла — «1984», романа, который у нас либо замалчивался, либо трактовался как антисоветский, реакционный. Позицию критиков, писавших об Оруэлле в недалеком прошлом, можно в какой-то степени объяснить. Еще не была доступна вся правда о сталинщине, та бездна беззакония и злодеяний против классов и целых народов, правда об унижении человеческого духа, глумлении над свободной мыслью, (об атмосфере подозрительности, практике доносов и многом-многом другом, что нам открыли историки и публицисты, о чем рассказали произведения А. Солженицына, В. Гроссмана, А. Рыбакова, М. Дудинцева, Д. Гранина, Ю. Домбровского, В. Шаламова и многих других. Тогда же сталинский казарменный социализм воспринимался многими как неизбежность, данность, не имеющая альтернативы: рожденный в неволе не замечает ее.

По-видимому, можно донять «священный ужас» советского критика, читавшего уже во втором абзаце «1984» о плакате где «было изображено громадное, больше метра в ширину, лицо: лицо человека лет сорока пяти, с густыми черными усами, грубое, но по-мужски привлекательное... На каждой площадке со стены глядело все то же лицо. Портрет был выполнен так, что куда бы ты ни встал, глаза тебя не отпускали. «СТАРШИЙ БРАТ СМОТРИТ НА ТЕБЯ» — гласила надпись» [здесь и далее цитируется по: «1984», Новый мир: №№ 2, 3, 4, 1989. Перевод: В. П. Голышев ] , явный намек на «отца народов» способен был притупить остроту критического восприятия произведения.

Но парадокс заключается в том, что в эссе «Почему я пишу» Оруэлл определяет свою задачу как критику социализма справа, а не атаку на левых. Он признавал, что каждая строка, написанная им с 1936 года, «была прямо или косвенно направлена против тоталитаризма в защиту Демократического Социализма, как я его понимаю». «Скотный двор» представляет собой не только аллегорию русской революции, но и повествует о тех сложностях и проблемах, с которыми может столкнуться построение любого справедливого общества, каковы бы ни были прекраснодушные идеалы его лидеров. Непомерные амбиции, гипертрофированный эгоизм и лицемерие могут привести к извращению и предательству этих идеалов.

Персонажи «Скотного двора», восстав против тирании хозяина фермы Джонса, провозглашают общество, где «все животные равны». Их революционные лозунги напоминают семь библейских заповедей, которым все должны неукоснительно следовать. Но свою первую идеалистическую фазу, фазу эгалитаризма, обитатели «Скотного двора» минуют очень быстро и придут сначала к узурпации власти свиньями, а затем и к абсолютной диктатуре одного из них — борова по имени Наполеон. По мере того как свиньи стараются имитировать поведение людей, постепенно меняется содержание лозунгов-заповедей. Когда поросята занимают спальню Джонса, нарушая тем самым заповедь «Ни одно животное не должно спать на кровати», они вносят поправку к ней — «Ни одно животное не должно спать на кровати с простынями». Незаметно происходит не только подмена лозунгов и смещение понятий, но и реставрация status quo ante , только в еще более абсурдной и извращенной форме, ибо «просвещенная» власть человека. сменяется тиранией скотской, жертвами которой становятся почти все обитатели фермы, за исключением местной элиты — членов свинского комитета (свинкома) и их верных псов-охранников, походивших своим свирепым видом на волков.

На скотном дворе происходят события до боли узнаваемые: изгоняется с фермы соперник Наполеона в зажигательных политических дебатах Сноубол, по прозвищу Цицерон. Его лишают наград, честно завоеванных в исторической битве при Коровнике, одержанной свободными животными над соседями-фермерами. Более того, Цицерон объявляется шпионом Джонса — и на ферме уже летят пух и перья (буквально), а то и головы, которые рубят глупым курам и уткам за «добровольные» признания в «преступных» связях со «шпионом» Цицероном. Окончательное предательство «Анимализма» — учения покойного теоретика, борова по имени Майор — происходит с подменой главного лозунга «Все животные равны» лозунгом «Все животные равны, но некоторые из них более равны, чем другие». И тогда запрещается гимн «Скот домашний, скот бесправный» и упраздняется демократическое обращение «товарищ». В последнем эпизоде этой невероятной истории оставшиеся в живых обитатели фермы с ужасом и изумлением созерцают через окошко свинское застолье, где злейший враг фермы мистер Пилкингтон провозглашает тост за процветание Скотного двора. Свиньи встают на задние ноги (что тоже запрещено заповедью), и их рыла уже неразличимы среди пьяных лиц людей.

Как и подобает в сатирической аллегории, каждый персонаж является носителем той или иной идеи, воплощает определенный социальный тип. Кроме хитрого и коварного Наполеона в систему характеров «Скотного двора» входят политический прожектёр Цицерон; свиненок по кличке Стукач, демагог и подхалим; молодая кобылка Молли, готовая продать обретенную свободу за кусок сахару и яркие ленты, ибо еще накануне восстания ее занимал единственный вопрос — «будет ли после восстания сахар?»; стадо овец, к месту и не к месту распевающее «Четыре ноги — хорошо, две ноги — плохо»; старый осел Бенджамин, чей житейский опыт подсказывает ему не примыкать ни к одной из противоборствующих партий.

В сатире редко соседствуют ирония, гротеск и пронзительный лиризм, ибо сатира, в отличие от лирики, апеллирует к разуму, а не к чувствам. Оруэллу удается совместить, казалось бы, несовместимое. Жалость и сострадание вызывает недалекий, но наделенный огромной силой конь Боксер. Он не искушен в политических интригах, а честно тянет свою лямку и готов работать на благо фермы еще больше, еще тяжелее, пока могучие силы не покидают его, — и тогда его везут на живодерню. В сочувствии Оруэлла к труженику-Боксеру нельзя не увидеть его искренней симпатии к крестьянству, чей простой образ жизни и нелегкий труд писатель уважал и ценил, потому что они «смешали свой пот с землей» и; поэтому имеют большее право на землю, чем джентри (мелкопоместное дворянство) или «высший средний класс». Оруэлл считал, что подлинными хранителями традиционных ценностей и морали являются простые люди, а не борющиеся за власть и престижные посты интеллектуалы. (Впрочем, отношение писателя к последним не было столь однозначным.)

Оруэлл — до мозга костей английский писатель. Его «английскость» проявлялась в обыденной жизни, в его «любительстве» (Оруэлл не получил университетского образования); в эксцентричной манере одеваться; в любви к земле (в собственном огороде гуляла собственная коза); в близости к природе (он разделял идеи опрощения); в приверженности традициям. Но вместе с тем Оруэллу никогда не было свойственно «островное» мышление или интеллектуальный снобизм. Он был хорошо знаком с русской и французской литературой, пристально следил за политической жизнью не только Европы, но и других континентов, всегда относил себя к «политическим писателям».

С особой силой его политическая ангажированность проявилась в романе «1984», романе-антиутопии, романе-предупреждении. Существует мнение, что «1984» для английской литературы XX века значит то же, что для века XVII — «Левиафан» Томаса Гоббса — шедевр английской политической философии. Гоббс, как и Оруэлл, пытался решить кардинальный для своего времени вопрос: кто в цивилизованном обществе должен обладать властью, и каково отношение общества к правам и обязанностям индивида. Но, пожалуй, наиболее заметное влияние на Оруэлла оказало творчество классика английской сатиры Джонатана Свифта. Без свифтианских йэху и гуигнгнмов едва ли мог появиться «Скотный двор», продолжающий традицию антиутопии и политической сатиры. В XX веке возникает синтез этих жанров — сатирическая утопия, восходящая к роману Евгения Замятина «Мы», завершенному в 1920-м и впервые опубликованному на Западе в 1924 году. За ним последовали «Дивный новый мир» Олдоса Хаксли 1932) и «1984» Джорджа Оруэлла (1949).

Айзек Дойчер в книге «Еретики и ренегаты» утверждает, что все главные сюжеты автор «1984» позаимствовал у Е. Замятина. В то же время существует указание на то, что ко времени знакомства с романом «Мы» у Оруэлла уже созрела концепция собственной сатирической утопии. Американский профессор Глеб Струве, знаток русской литературы, рассказал Оруэллу о романе Замятина, а затем прислал ему французский перевод книги. В письме к Струве от 17 февраля 1944 года Оруэлл пишет: «Меня очень интересует литература такого рода, я даже сам делаю заметки для собственной книги, которую напишу рано или поздно».

В романе «Мы» Замятин рисует общество, отстоящее от XX века на тысячу лет. На Земле властвует Единое Государство, покорившее в результате Двухсотлетней войны мир и отгородившееся от него Зеленой Стеной. Правит обитателями Единого Государства — нумерами (все в государстве обезличено) — «искусная тяжелая рука Благодетеля», а присматривает за ними «опытный глаз Хранителей». Все в Едином Государстве рационализировано, урегулировано, регламентировано. Цель Государства — «абсолютно точное решение задачи счастья». Правда, по признанию рассказчика (математика), нумера Д-503, эту задачу Единому Государству еще полностью решить не удалось, ибо существуют «установленные Скрижалью Личные Часы». К тому же, время от времени обнаруживаются «следы до сих пор неуловимой организации, ставящей себе целью освобождение от благодетельного ига Государства».

Автор сатирической утопии, как правило, основывается на современных ему тенденциях, затем, используя иронию, гиперболу, гротеск — этот «строительный материал» сатиры, проецирует их в далекое будущее. Логика интеллектуала, зоркий взгляд писателя, интуиция художника позволили Е. И. Замятину предугадать многое: дегуманизацию человека, его отторжение от Природы, опасные тенденции в науке и машинном производстве, превращающем человека в «болтик»: при необходимости «прогнувшийся болт» всегда можно было «выбросить», не останавливая вечного, великого хода всей «Машины».

Время действия в романе О. Хаксли «Дивный новый мир» — 632 год «эры стабильности». Девиз Мирового Тосударства — «Общность, Одинаковость, Стабильность», Это общество словно являет собой новый виток в развитии замятинского Единого Государства. Здесь царит целесообразность и ее производное — кастовость. Дети не рождаются, они выводятся «Центральнолондонским инкубаторием и создаются в воспитательном центре», где благодаря инъекциям и определенному температурному и кислородному режиму из яйцеклетки вырастают альфы и беты, гаммы, дельты и эпсилоны, каждый со своими запрограммированными свойствами, призванный выполнять в обществе определенные функции.

Гедонистические общества, созданные фантазией Замятина и Хаксли, в основном нацелены на потребление: «каждых мужчину, женщину и ребенка обязали ежегодно потреблять столько-то для процветания промышленности». Промыванием мозгов в «дивном новом мире» занята целая армия гипнопедов, внушающих альфам, бетам и всем прочим, рецепты счастья, которые, будучи повторенными по сто раз три раза в неделю в течение четырех лет, становятся «истиной». Ну а если случаются мелкие огорчения, всегда есть дневная порция «сомы», позволяющей отрешиться от них, или «суперпоющий, синтетико-речевой, цветной стереоскопический ощущательный фильм с синхронно-запаховым сопровождением», служащий той же цели.

Общество будущего в романах Е. Замятина и О. Хаксли зиждется на философии гедонизма, авторы сатирических антиутопий допускают-возможность хотя бы гипнопедического и синтетического «счастья» для грядущих поколений. Оруэлл отвергает идею даже иллюзорного общественного благополучия. Несмотря на развитие науки и техники, «мечта о будущем обществе — невероятно богатом, с обилием досуга, упорядоченном, эффективном, о сияющем антисептическом мире из стекла, стали и снежно-белого бетона» не могла осуществиться «отчасти из-за обнищания, вызванного длинной чередой войн и революций, отчасти из-за того, что научно-технический прогресс основывался на эмпирическом мышлении, которое не могло уцелеть в жестко регламентированном обществе» [цитируется по: Новый мир, № 3, 1989, с. 174] , контуры которого Оруэлл, обладавший удивительно острым политическим зрением, уже различал на европейском горизонте. В обществе подобного типа правит малочисленная клика, которая, по сути, является новым правящим классом. «Оголтелый национализм» и «обожествление вождя», «постоянные конфликты» — неотъемлемые черты авторитарного государства. Противостоять им могут лишь «демократические ценности хранителями которых является интеллигенция».

Неуемную фантазию Оруэлла питали темы и сюжеты не только советской действительности. Писатель использует и «общеевропейские сюжеты»: предвоенный экономический кризис, тотальный террор, истребление инакомыслящих, коричневая чума фашизма, ползущая по странам Европы. Но, к нашему стыду, в «1984» предугадано многое из нашей новейшей российской истории. Некоторые пассажи романа почти дословно совпадают с образцами нашей лучшей публицистики, поведавшей о шпиономании, доносах, фальсификации истории. Совпадения эти в основном фактологические: ни глубокое историческое осмысление того или иного негативного явления, ни его гневная констатация не могут соперничать по силе обличения и воздействии на читателя с действенной сатирой, в арсенале которой — насмешливая ирония и язвительный сарказм, едкая издевка и разящая инвектива. Но чтобы, сатира состоялась, попала в цель, она через общую категорию комического должна быть связана с юмором, осмеянием и тем самым вызывать неприятие, отторжение негативного явления. Бертольд Брехт утверждал, что смех есть «первое недолжное проявление должной жизни».

Пожалуй, ведущим средством сатирического осмысления в «1984» является гротеск: все в обществе «ангсоца» алогично, абсурдно. Наука и технический прогресс служат лишь орудием контроля, управления и подавления. Тотальная сатира Оруэлла поражает все институты тоталитарного государства: идеологию партийные лозунги гласят: война — это мир, свобода — это рабство, незнание — сила); экономику (народ, кроме членов Внутренней партии, голодает, введены талоны на табак и шоколад); науку (история общества бесконечно переписывается и приукрашивается, впрочем, географии повезло не больше — идет беспрерывная война за передел территорий); правосудие (за жителями Океании шпионит «полиция мыслей», а за «мыслепреступление» или «лицепреступление» осужденный может быть не только искалечен морально или физически, но и даже «распылен»).

Телекран беспрерывно «извергал сказочную статистику, обрабатывая массовое сознание». Полуголодные люди, отупевшие от скудного житья, от страха совершить «лице- или мыслепреступление» с удивлением узнавали о том, что «стало больше еды, больше одежды, больше домов, больше кастрюль, больше топлива» и т.д. Общество, вещал «телекран», «стремительно поднималось к новым и новым высотам». [цитируется по: Новый мир, № 2, 1989, с. 155.] В обществе «ангсоца» партийный идеал рисовал «нечто, исполинское, грозное, сверкающее: мир стали и бетона, чудовищных машин и жуткого оружия, страну воинов и фанатиков, которые шагают в едином строю, думают одну мысль, кричат один лозунг, неустанно трудятся, сражаются, торжествуют, карают — триста миллионов человек, и все на одно лицо».

И снова сатирические стрелы Оруэлла достигают цели — мы узнаем себя, вчерашних, «ковавших трудовые победы», «сражавшихся на трудовом фронте», вступавших в «битвы за урожай», рапортовавших о «новых достижениях», маршировавших единой колонной «от победы к победе», признававших лишь «единомыслие» и исповедовавших принцип «все, как один». Оруэлл оказался удивительно прозорливым, подметив закономерность между стандартизацией мышления и клишированием языка. Оруэлловский «новояз » призван был не только обеспечить знаковыми средствами мировоззрение и мыслительную деятельность приверженцев «ангсоца», но и сделать невозможным любое инакомыслие. Предполагалось, что когда «новояз» утвердится навеки, а «старояз» будет забыт, неортодоксальная, т. е. чуждая «ангсоцу», мысль, поскольку она выражается в словах, станет буквально немыслимой». Кроме того, в задачу «новояза» входило сделать речь, в особенности на идеологические темы, независимой от сознания. Партиец должен был изрекать «правильные» суждения автоматически, «как выпускает очередь пулемет».

К счастью, Оруэлл угадал не всё. Но автор романа-предупреждения и не должен был к этому стремиться. Он довел лишь до логического (или абсурдного?) конца социально-политические тенденции своего времени. Но и сегодня Оруэлл является едва ли не самым широко цитируемым зарубежным писателем.

Мир изменился к лучшему (Хм... так ли это? О. Даг (2001) ) , но предупреждения и призывы Джорджа Оруэлла игнорировать не следует. История имеет обыкновение повторяться.

Канд. филол. наук, доцент
Н. А. Зинкевич, 2001 г.

____
Н. А. Зинкевич: «Джордж Оруэлл», 2001
Опубликовано:
«Animal Farm». Москва. Издательство «Цитадель». 2001.