14 ноября 1920 года бухту Севастополя покинул последний корабль белогвардейского флота. «14 ноября - это последний день, проведенный нами в России», напишет в воспоминаниях один из очевидцев. Почти 150 тысяч человек спешно покинули Родину.
Всеобщая эвакуация
Многие участники Крымского исхода отмечали, что эвакуация военных и гражданских проходила мирно. Никого не принуждали выезжать или оставаться. Но есть и такие свидетельства: «Эвакуация протекала в кошмарной обстановке беспорядка и паники. Врангель первый показал пример этому, переехал из своего дома в гостиницу Киста у самой Графской пристани, чтобы иметь возможность быстро сесть на пароход, что он скоро и сделал, начав крейсировать по портам под видом поверки эвакуации». Автор этих строк, Яков Александрович Слащов, потом по приговору суда чести был уволен со службы, и после переговоров с Советским правительством вернулся в Россию. Так что подобные свидетельства убеждают в обратном: эвакуация Крыма, действительно, проходила спокойно.
Города на воде
В 2 часа 40 минут 14 ноября барон Врангель, убедившись, что подготовка завершена, отправился на крейсер «Генерал Корнилов». 126 судов с промежутком от двух до пяти дней пришли к Константинополю.
Условия у беженцев были разные: «Я не говорю про американские пароходы, на которых беженцы пользовались всеми удобствами и даже комфортом... Это - иностранные пароходы, и пассажиры их - случайные счастливцы... Но, казалось бы, на русских судах условия эвакуации должны были быть более или менее одинаковы. Между тем на одних пароходах была грязь, давка и голод, и лишний багаж сбрасывали в море. На других же была и вода, и провиант, и разрешали брать с собой все, что угодно», - писал в своих воспоминаниях Петр Семенович Бобровский, один из руководителей Симферопольской городской думы.
5 дней исхода
В целом, на иностранных судах к беженцам из России относились хорошо. Особенно дружелюбно общались с ними матросы. Но неравенство тут проявлялось между своими, русскими. Кто-то смог выехать лишь с одним вещевым мешком. А у кого-то оказались захвачены с собой и мебель, и дуговые электрические фонари, и клетки с курами. Из-за этих «запасливых» людей на кораблях многим не хватило места.
«Все пароходы были битком набиты, некоторые оказались на полпути без воды и без угля... Люди стояли плечо к плечу. Я думал, что это временно, что их разместят по каютам. Но потом я узнал, что каюты были уже переполнены, и все эти люди так и доехали до Константинополя, стоя в страшной тесноте на палубе», - вспоминал П. С. Бобровский.
«Генерал Корнилов»
Крейсер «Генерал Корнилов», как и его пассажиры, прошел непростую историю. Построенный начале ХХ века, он носил имя «Очаков». Именно на нем выступил лейтенант Петр Шмидт. Во время Первой мировой войны крейсер (переименованный в «Кагул») стал разведывательным и дозорным, обстреливал вражеские корабли и турецкое побережье.
Попав во флот «белого» движения, корабль получил новое имя - «Генерал Корнилов» и вновь оказался ввиду турецких берегов. Пройдя через руки французского правительства, крейсер в 1929 году был отправлен на слом при согласии советской комиссии.
Но его часть в Россию всё же попала. В 2004 году Андреевский флаг с крейсера был передан в Центральный военно-морской музей Санкт- Петербурга.
Красно-белая история
Среди тех, кто защищал Крым, были не только убежденные сторонники монархии. Антон Туркул, командир Дроздовской дивизии, записал такой случай: «ко мне ввели моего шофера. Генерал Врангель особым приказом разрешил, как известно, всем желающим оставаться в Крыму. Шофер решил остаться. Но мучило его нестерпимо, что он не попросил моего на то позволения... Я сказал ему, что он может остаться, если не боится, что его расстреляют.
- Меня не расстреляют.
- Почему?
Он помолчал, потом наклонился ко мне и прошептал: он сам из большевиков, матрос-механик, возил в советской армии военных комиссаров... Это признание как-то не удивило меня: чему дивиться, когда все сдвинулось, смешалось в России. Не удивило, что мой верный шофер, смелый, суровый, выносивший меня не раз из отчаянного огня, оказался матросом и большевиком, и что большевик просит теперь у меня, белогвардейца, разрешения остаться у красных...
- Оставайся, когда не расстреляют. А за верную службу, кто бы ты ни был, спасибо. За солдатскую верность спасибо....».
Ни социальное происхождение, ни идейные взгляды многим оставшимся в Крыму потом не помогли.
«Уходящий берег Крыма я запомнил навсегда»
Все корабли, ушедшие из Крыма, благополучно прибыли в Константинополь, кроме одного. Миноносец «Живой» бесследно исчез в штормовом море. Но об этом узнали, только достигнув берега, так как с кораблем не было радиосвязи.
«Живой» из-за неисправностей шел на буксире «Херсонес». В штормовом море буксирный конец лопнул, а новый подать не получалось, и «Живой» был оставлен.
Когда стало известно о крушении, спасательные суда повернули к предполагаемому месту гибели эскадренного миноносца, но корабль, его пассажиры и экипаж бесследно исчезли. Не удалось найти ни одного человека.
Осколки империи
Русские оказались не нужны ни одной стране. 145 тысяч человек расселялись, как песок, по континентам.
Воспоминания о последних часах в России неизменно печальны: «Но было гордое сознание, что мы честно исполнили свой долг. Генерал Врангель подошел к нам на своей яхте “Кагул” и сказал нам несколько слов. Борьба не кончена. “Ура” было ему ответом. Люди гвардии запели национальный гимн. Это было волнующе.
Крым исчезал в вечернем мареве.
Мы покинули Россию навсегда...». (Поручик Сергей Мамонтов)
Вот что я увидел в Интернете, это интересно. Оказывается, всего несколько месяцев тому назад, в 2010-м году, в далёкой Аргентине умер последний белогвардеец - некто Владимир Владимирович Шостак. Было ему уже почти сто пять лет, родился он в 1905 году. Пятнадцатилетним гимназистом этот Шостак пошёл на фронт вместе с каким-то своим товарищем по гимназии и прибился к белым во время Советско-польской войны 1920 года - или Третьего похода Антанты, как говорили раньше наши советские историки. Вроде бы он был зачислен в строй. Воевал в партизанском соединении Булака-Балаховича. Проще говоря, в белой банде. Участвовал в разведке по наводке орудий или что-то в этом роде. Потом, во время Великой Отечественной войны, он служил в Российской Освободительной армии. То есть, проще говоря, был власовцем. После поражения Германии укрывался со многими прочими власовцами в княжестве Лихтенштейн, откуда переехал в Аргентину. И вот - волею судеб этот Шостак оказался самым последним белым воином. Конечно, по сути это - вторая волна эмиграции, коллаборационисты германского призыва. Но, поскольку в ранней юности он успел каким-то чудом зацепить Гражданку, то его можно считать в той же мере и эмигрантом первой волны и настоящим белогвардейцем. Интересно, кто это записал на кошт в строевые списки такого молодого мальчика? Может быть, это повторение истории Гайдара: "Я был высоким, широкоплечим и, конечно, соврал, что мне уже шестнадцать"? Да и был ли вообще обычный строевой порядок и документация в какой-то банде в самом конце Гражданской войны? Вполне возможно, что и не было никакого. Партизан - и партизан.
Как бы там ни было, вероятно, этот Шостак - самый последний. Не знаю, есть ли ещё кто-нибудь на свете из последних красных воинов или зелёных. Вполне возможно, что этот стопятилетний старец был, вообще, самым последним участником нашей Гражданской войны.
Сперва круг участников строго определён официальным учётом. Но потом, по мере ухода, участниками начинают считать и тыловых работников, и военных шофёров, и народных ополченцев, и машинисток, печатавших на машинке где-нибудь в штабе, и всех прочих. Но настаёт время - уходят и они. Тогда остаются - кто? Юнги, малолетние партизаны, сыны полка. Случайные мальчики, которые куда-то подбежали и что-то подсказали военным - какие-то разведданнные на местности. Кто-то просто стоял рядом. Но проходят ещё годы - и уходят уже совершенно все, до последнего человека. Кажется, на всей Земле сейчас остались только трое участников Первой Мировой войны. Из семидесяти миллионов. Всем троим - около ста десяти лет.
Так и наша Гражданская война - канула в прошлое. Ушёл в мир иной самый последний её участник.
Всё-таки странно, что здесь у нас в России никто об этом не написал и не обмолвился ни в одном выпуске новостей - событие-то случилось поистине знаковое, настоящая историческая веха.
В ноябре 2015 года исполняется 95 лет с начала Исхода Русской армии из Крыма.
«Освобождение Крыма»; «последняя страница Гражданской войны»… Именно так до самого краха СССР именовала победу над Врангелем и взятие полуострова осенью 1920 года советская пропаганда. Пышно отмечались годовщины, писались книги, снимались фильмы, слагались песни, стихи. Устраивались многолюдные митинги, произносились речи. Целые поколения воспитывались в убеждении, что только с приходом красных войск осенью 1920 года трудящиеся Крыма сбросили с себя «ярмо угнетения» и зажили человеческой жизнью.
Реальность свидетельствует об ином. Не освобождение и не долгожданный мир принесли жителям полуострова армии Южного фронта. Ликвидировав последний оплот организованного сопротивления большевизму на юге России, победители продолжили войну, теперь уже – с поверженным и безоружным врагом.
«Действовать со всей решительностью и беспощадностью», «вымести Крым «железной метлой» – такие настроения преобладали среди большевистских функционеров, чекистов и красноармейцев.
Обещания амнистии, данные накануне советским командованием, были забыты, и практически сразу в Крыму развернулся массовый красный террор. Расстрелы и казни приобрели поистине апокалиптические масштабы.
«В освобожденном Крыму еще слишком осталось белогвардейщины, – писала 5 декабря 1920 года газета «Красный Крым»… Мы отнимем у них возможность мешать строить нашу жизнь. Красный террор достигает цели, потому что действует против класса, обреченного самой судьбой на смерть, он ускоряет его погибель, он приближает час его смерти! Мы переходим в наступление!»
Массовые расстрелы происходили по всему полуострову, превращенному большевиками в громадный концлагерь. Уничтожались не только солдаты и офицеры армии Врангеля, но и гражданское население: дворяне, священники, врачи, медсестры, учителя, инженеры, юристы, предприниматели, журналисты, студенты. Жертвами репрессий также стали рабочие. Те, во имя кого большевики и делали революцию. Денно и нощно чрезвычайные «тройки» особых отделов десятками и сотнями выносили смертные приговоры. Не было никакого следствия и суда. Единый росчерк пера на анкете, которую заполнял арестованный, – и участь несчастного была предрешена.
В Севастополе расстрелы происходили в районе Максимовой дачи (усадьбы севастопольского градоначальника Алексея Максимова), на территории современного Херсонесского заповедника, на городском, Английском и Французском кладбищах; в Феодосии – на мысе Св. Ильи; в Судаке – на горе Алчак; в Симферополе – в усадьбе Крымтаева (ныне затоплена водами Симферопольского водохранилища), районе еврейского кладбища и за железнодорожным вокзалом; в Алупке – на опушке леса возле бассейна Шаан-Канского водопровода; в Ялте – в имении нотариуса Алексея Фролова-Багреева (расстрелянного здесь же вместе с супругой).
Террор в Крыму достиг своего апогея в период с конца ноября 1920 по март 1921 года, затем пошел на спад. Точное количество жертв этой бойни едва ли когда-нибудь будет известно. Называются разные цифры: 12, 20, 50, 70, 80, 120, 150 тыс. человек. Неоспоримо одно: по числу убийств и по степени жестокости и организованности террор 1920–1921 годов был самым массовым и кровавым.
14 ноября 1920 года бухту Севастополя покинул последний корабль белогвардейского флота. «14 ноября - это последний день, проведенный нами в России», напишет в воспоминаниях один из очевидцев. Почти 150 тысяч человек спешно покинули Родину.
Всеобщая эвакуация
Многие участники Крымского исхода отмечали, что эвакуация военных и гражданских проходила мирно. Никого не принуждали выезжать или оставаться. Но есть и такие свидетельства: «Эвакуация протекала в кошмарной обстановке беспорядка и паники. Врангель первый показал пример этому, переехал из своего дома в гостиницу Киста у самой Графской пристани, чтобы иметь возможность быстро сесть на пароход, что он скоро и сделал, начав крейсировать по портам под видом поверки эвакуации». Автор этих строк, Яков Александрович Слащов, потом по приговору суда чести был уволен со службы, и после переговоров с Советским правительством вернулся в Россию. Так что подобные свидетельства убеждают в обратном: эвакуация Крыма, действительно, проходила спокойно.
Города на воде
В 2 часа 40 минут 14 ноября барон Врангель, убедившись, что подготовка завершена, отправился на крейсер «Генерал Корнилов». 126 судов с промежутком от двух до пяти дней пришли к Константинополю.
Условия у беженцев были разные: «Я не говорю про американские пароходы, на которых беженцы пользовались всеми удобствами и даже комфортом... Это - иностранные пароходы, и пассажиры их - случайные счастливцы... Но, казалось бы, на русских судах условия эвакуации должны были быть более или менее одинаковы. Между тем на одних пароходах была грязь, давка и голод, и лишний багаж сбрасывали в море. На других же была и вода, и провиант, и разрешали брать с собой все, что угодно», - писал в своих воспоминаниях Петр Семенович Бобровский, один из руководителей Симферопольской городской думы.
5 дней исхода
В целом, на иностранных судах к беженцам из России относились хорошо. Особенно дружелюбно общались с ними матросы. Но неравенство тут проявлялось между своими, русскими. Кто-то смог выехать лишь с одним вещевым мешком. А у кого-то оказались захвачены с собой и мебель, и дуговые электрические фонари, и клетки с курами. Из-за этих «запасливых» людей на кораблях многим не хватило места.
«Все пароходы были битком набиты, некоторые оказались на полпути без воды и без угля... Люди стояли плечо к плечу. Я думал, что это временно, что их разместят по каютам. Но потом я узнал, что каюты были уже переполнены, и все эти люди так и доехали до Константинополя, стоя в страшной тесноте на палубе», - вспоминал П. С. Бобровский.
«Генерал Корнилов»
Крейсер «Генерал Корнилов», как и его пассажиры, прошел непростую историю. Построенный начале ХХ века, он носил имя «Очаков». Именно на нем выступил лейтенант Петр Шмидт. Во время Первой мировой войны крейсер (переименованный в «Кагул») стал разведывательным и дозорным, обстреливал вражеские корабли и турецкое побережье.
Попав во флот «белого» движения, корабль получил новое имя - «Генерал Корнилов» и вновь оказался ввиду турецких берегов. Пройдя через руки французского правительства, крейсер в 1929 году был отправлен на слом при согласии советской комиссии.
Но его часть в Россию всё же попала. В 2004 году Андреевский флаг с крейсера был передан в Центральный военно-морской музей Санкт- Петербурга.
Красно-белая история
Среди тех, кто защищал Крым, были не только убежденные сторонники монархии. Антон Туркул, командир Дроздовской дивизии, записал такой случай: «ко мне ввели моего шофера. Генерал Врангель особым приказом разрешил, как известно, всем желающим оставаться в Крыму. Шофер решил остаться. Но мучило его нестерпимо, что он не попросил моего на то позволения... Я сказал ему, что он может остаться, если не боится, что его расстреляют.
- Меня не расстреляют.
- Почему?
Он помолчал, потом наклонился ко мне и прошептал: он сам из большевиков, матрос-механик, возил в советской армии военных комиссаров... Это признание как-то не удивило меня: чему дивиться, когда все сдвинулось, смешалось в России. Не удивило, что мой верный шофер, смелый, суровый, выносивший меня не раз из отчаянного огня, оказался матросом и большевиком, и что большевик просит теперь у меня, белогвардейца, разрешения остаться у красных...
- Оставайся, когда не расстреляют. А за верную службу, кто бы ты ни был, спасибо. За солдатскую верность спасибо....».
Ни социальное происхождение, ни идейные взгляды многим оставшимся в Крыму потом не помогли.
Воспоминания о последних часах в России неизменно печальны: «Но было гордое сознание, что мы честно исполнили свой долг. Генерал Врангель подошел к нам на своей яхте “Кагул” и сказал нам несколько слов. Борьба не кончена. “Ура” было ему ответом. Люди гвардии запели национальный гимн. Это было волнующе.
Крым исчезал в вечернем мареве.
Мы покинули Россию навсегда...». (Поручик Сергей Мамонтов)
В свое время очень долго негодовал и досадовал, что видео-интервью с эмигрантами-ветеранами Первой Мировой и Гражданской войн по понятным причинам практически не существуют.Причем годы бесплодных поисков привели меня к заключению, что их вообще нет, как таковых.
Почему они интересны? Можно быть серобурмалиновым по политическим убеждениям, можно царскую Россию приукрашивать и верить что в ней текли кисельные реки и крестьяне строили пряничные мосты, можно недооценивать, повторяя довольно плоские и скучные штампы о РКМП, миллионах голодных смертей, яйцеотрядах и продуктах французских хлебопекарен, но совершенно точно одно,- интегрально, дореволюционное государственное образование, культурный слой, чиновничество, офицерство на глубоком фундаментальном уровне отличалось, как от своих аналогов как в СССР, так и от РФ. Это вроде такая простая, наивная истина.
И вот тут то в просвещении масс в современной РФ относительно истории поздней Империи огромную роль играют видеоматериалы.
Современный человек привык к клиповому монтажу, к медийнqй атаке,- должны быть картинки, четкие образы. Посему видео, как способ передачи знаний крайне важен. И всегда было обидно, что никто не догадался в эру синематографа взять интервью у того же генерала Деникина, да и бесчисленных других людей разных чинов и призваний, оставшихся за пределами родной страны.
Признавать объективную ценность видео-интервью с непосредственными участниками таких, мягко скажем, немаловажнsх событий мировой и отечественной истории как ПМВ и Гражданская Война, должен всякий мало мальски заинтересованный в изучении источников человек. Буде то фривольный блогерр или околоисторический публицист.
Хотя было интервью Жукова с Симоновым. Жуков про Первую Мировую и свое участие в ней, по понятным причинам, в означенном интервью не упомянул ни слова,- передача была про ВОВ, а про ПМВ и гражданскую никто бы у маршала интервью брать не догадался.
Если подвести итог по ВИДЕО-ИСТОЧНИКАМ с участием ветеранов Первой Мировой или Гражданской войн, то мы получаем следующий весьма негустой репрезентативный ряд:
Итого, мы насчитали ровно 4 видеоинтервью с участниками Первой Мировой Войны, известной в народе.
1.В.В.Шульгин в редчайшем и весьма психоделическом советском фильме-интервью "Перед судом истории".
Фильм,- один из самых странных и неоднозначных творений советского киниматографа. Есть мнение, что режиссер Эмлер тонкий тролль.
2.Р.Б.Гуль(об этом ниже)
3.Неизвестный Дроздовец в передаче на телеканале "Звезда"(Этот видео фрагмент было бы здорово найти)
4.Эмигрант-казак Н.В. Федоров, участник Гражданской Войны в сериале Михалкова "Русские без России".(Этот фрагмент тоже было бы неплохо вырезать из сериала,- для коллекции)
С натяжкой, пять видеофрагментов. Хотя их могло бы быть(и в более менее рациональном государстве, чтящей собственную историю) десятки тысяч. По меньше мере.
А сколько, для интереса и мимолетного сравнения, сохранили союзники по Антанте или враги по Тройственному Союзу?. Я видел массу передач с ветеранами. Реально очень много фильмов.
У нас четыре человека с белой стороны, один с красной, да и тот говорит про ВОВ.
Очень печально, все-таки. Неважно причем за белых ты, за красных, за царя или за айпад и современность.
Печально для науки, прежде всего, как бы пафосно это не звучало.
Но Жуков,- это скорее исключение из правил, причем со стороны РККА все же.
Объективный парадокс и фарисейство текущей ситуации заключается в том, что мы уже никогда не узнаем кем был и где и когда умер последний солдат Императорской армии. Даже чисто из научного и человеческого интереса, РКМП тут непричем. Какие уж тут интервью. Своего Драбкина ПМВ и ГВ не получили.
Т.е смоделировать себе ситуацию, что где-нибудь в Парагвае сидит какой-нибудь гвардейский поручик и отвечает на вопросы перед камерами,- крайне сложно.
Самое позорное,- давайте ка совершенно честно скажем,- никто никогда не узнает кем был и где и когда умер последний ветеран Российской императорской армии времен Первой Мировой Войны. Без лишнего пафоса. Во Франции про своих солдат знают, в Австралии знают,в Британии знают, в Америке знают, а у нас вот не знают. Потому что ПМВ была империалистическая, поэтому вот и не знают.
Интервью британских, французских, немецких солдат-ветеранов ПМВ масса.
А вот так чтобы посмотреть на дореволюционного русского солдата или офицера, каких бы то ни было взглядов, даже эсеровских, вовлеченного в диалог, проследить за его манерой говорить, строить причинно-следственные связи, аргументировать свою позицию даже и речи быть не может.
Или даже белогвардейца.
Послушать и их сторону.
Но представьте мое удивление, - неожиданно я обнаружил на просторах сети 59-минутное интервью с ветераном Первой Мировой Войны, офицером военного времени Императорской армии и участником Белого движения, более того первопоходником, лично видевший почти всех уже ставших полулегендарными военоначальнкиов.
Итак, те кто интересуется историей Белого движения, наверняка читали его произведения, в частности Ледяной Поход, который часто любят приводить в пример зверств белого террора. Очень любопытно, что на сей счет говорить в интервью лично прапорщик Русской Императорской армии Роман Борисович Гуль
, в полной мере являющий достаточно архетипичный пример так называемого "офицера военного времени".
Вот как отзывался о них кадровый офицер царской армии Е.Э Месснер:"Итак, в 1917 году в составе офицерства были: 1) уцелевшие кадровые офицеры, в огромном большинстве увешанные всеми боевыми орденами и украшенные нарукавными нашивками о ранениях; но были среди них — в семье не без урода — и такие, которые немного или совсем уклонились от выполнения своего офицерского долга и, закрепившись на глубоко-безопасных должностях, выказали отсутствие в себе офицерских достоинств; 2) офицеры-энтузиасты, которых патриотический порыв, а затем доблестное выполнение офицерского долга на полях боев сделали подлинными офицерами, хотя в предвоенное время они готовились к гражданской деятельности; этими энтузиастами были почти все офицеры первых ускоренных выпусков, были не очень многие офицеры средних (хронологически) выпусков и были выдающиеся одиночки из последних выпусков (2-й половины, грубо определяя, 1916 г.); 3) третьим слоем были скоро-офицеры, духовно-попорченные духовной порчей разочаровавшегося в войне народа, уставшего от войны народа, оппозиционно к власти настроенного общества и революционно-деятельной левой части этого общества.
В 1917 г. было около 250.000 офицеров. Нет ни возможности, ни надобности устанавливать, какое количество из них принадлежало к каждой из трех перечисленных категорий. Важно, что были три категории и что поэтому, когда говорим о роли офицерства в Белой Борьбе и в создании Красной Армии, надо иметь в виду, что офицерские требования можно предъявлять к кадровым офицерам, что большие требования можно предъявлять к офицерам-энтузиастам, но что к скоро-офицерам должна быть прилагаема особая мерка — они ведь особенные офицеры."конец цитаты
Разительно отличаясь от кадровых офицеров по менталитету, офицеры ускоренных выпусков явяли собой поистине любопытную и пеструю картину в плане политических взглядов и устремлений, склоняясь скорее к радикальному либерализму кадетского толка и умеренному социализму.
Пожалуй, самую известную книгу Гуля "Ледяной Поход"(с Корниловым), которую очень любять цитировать сторонники большевиков по сей день, можно почитать здесь,- http://militera.lib.ru/memo/russian/gul_rb/01.html
Любопытны те замечания, которые Гуль в интервью, дает на это устоявшееся мнение.
Краткая биографическая справка.
Человек, запечатленный в интервью, родился 1 (13) августа 1896 в Киеве. В 1914 год поступил на Юридический факультет Московского университета, где увлекся философией, слушал курс Введение в философию у известного культуролога и ученого-правоведа Ивана Ильина.
В августе 1916 года Гуль был призван на военную службу. После окончания Московской 3-й школы прапорщиков находился в действующей армии. Выпущен в 140-й пехотный запасной полк, квартировавший в Пензе. Весной 1917 года с маршевым батальоном отправлен на Юго-Западный фронт. Служил в 417-м Кинбурнском полку, занимая должность командира роты, был полевым адъютантом у командира полка. В период «демократизации» армии был избран товарищем председателя полкового комитета (от офицеров).
После Октябрьской революции добрался до Новочеркасска. Вступил в партизанский отряд полковника Симоновского, который влился в Корниловский ударный полк Добровольческой армии. Участвовал в Ледяном походе генерала Корнилова, ранен. Осенью 1918 г. уехал в Киев. Служил во 2-м подотделе 2-го отдела дружины генерала Кирпичева в Киеве.
В Киеве записался в «Русскую армию» гетмана Скоропадского, а после захвата города Петлюрой оказался военнопленным. Находился в заключении в Педагогическом музее, превращённом в тюрьму. В начале 1919 вместе с другими пленными из состава Русской армии, был вывезен немецким командованием в Германию. Находился в лагере для военнопленных Дебериц, а затем в лагере для перемещенных лиц в Гельмштедт в Гарце. Работал дровосеком, обдирщиком коры.
С 1920 года Роман Гуль жил в Берлине. Работал в редакции журнала «Накануне», которым руководили из Москвы. Для московского Госиздата написал роман «Жизнь на фукса» (1927), был также корреспондентом советских газет. Сотрудничал в журнале «Жизнь», «Времени», «Русском эмигранте», «Голосе России» и других периодических изданиях.
После прихода национал-социалистов к власти в Германии был заключен в концлагерь, но в сентябре 1933 освобождён и эмигрировал в Париж. Сотрудничал в «Последних новостях», «Иллюстрированной России», «Современных записках» и других периодических изданиях. Во время немецкой оккупации Франции, скрываясь от ареста, жил на ферме на юге Франции, работал на стекольной фабрике.
С 1950 года жил в США. Активный сотрудник (с 1959) нью-йоркского «Нового журнала», с 1966 г. его главный редактор.
Умер прапорщик Гуль в 1986 году после продолжительной болезни. Похоронен на православном кладбище Успенского женского монастыря Ново-Дивеево в г. Нануэт (Нью-Йорк, США).
Интервтью, представленное ниже, было взято у Романа Броисовича за 4 года до смерти и касалось его деятельности, как журналиста и публициста прежде всего. Хочу заметить, что в момент взятия интервью Гулю было 86 лет.
Так вот крайне интересно посмотреть именно на живого командира роты Императорской Армии с ясным умом.
К сожалению, интервью касается интересной, но все же менее значимой(с субъективной точки зрения) деятельности Гуля, как литератора, журналиста и редактора, хотя в интервью и есть крайне любопытные его выскзаывания о будущем СССР и о Гражданской войне.
Совершенно не важно,на самом деле, как к прапорщику Гулю относиться. Его и при жизни крайне резко критиковали в эмигрантской среде за увлечение сменовехством((кстатии, любопытны признания в интервью Гуля о полном
разочаровании в данном течении к концу жизни) , излишний либерализм и наивность пр.
Можно Гуля считать белобандитом,предателем Белой идеи, классовым врагом, контрой, сменовехцем, но то, что данная запись, я не побоюсь этого слова,- уникальнейший и редчайший видео-документ навсегда ушедшей эпохи, на котором запечатлен солдат навсегда исчезнувшей армии,- это неоспоримый факт. И поэтому я уверен, что посмотреть и послушать как говорит, как артикулирует и строит логические цепочки настоящий дореволюционный солдат, офицер военного времени выпускник школы прапорщиков, а также студент императорского ВУЗа,- будет очень интересно многим.
Действительно, очень любопытно, как Гуль строит фразы. Его манера вести диалог достаточно сильно отличается от современной.
И пускай можно не соглашаться с каким-то трактовками, это совершенно не играет никакой роли.
Перед нами человек, видевший Корнилова и учившийся у Ивана Ильина, лично знакомый с Буниным и Милюковым. В живой беседе.
На мой взгляд, достаточно любопытной, даже несмотря на то, что Гулю здесь 86-лет.
